Пятый постулат - Страница 46


К оглавлению

46

Жрицами Шейсет становятся, что вполне понятно, только женщины. Никогда — девушки, а только те, которые уже доказали, что способны давать жизнь. Чем больше детей у жрицы, тем лучше, это значит, что ее коснулась милость богини. И тем больше вероятность, что одна из ее дочерей или внучек рано или поздно примет сан жрицы и ее обязанности.

Знак богини — золотая птица, и женщина, отмеченная этой печатью, желанна для любого, только далеко не каждому она подарит свою благосклонность!

Раш’ялу служат мужчины. Раш’ял — бог-воин, поэтому жрец обязан уметь обращаться с оружием. Он — бог мудрости, поэтому жрец должен быть образован. От служителя требуется многое, не только соблюдение правил, обычаев и совершение ритуалов. Но главное — то невидимое, что способен отметить только сам бог.

— Я проявлял склонности к служению с раннего детства, — неохотно произнес Весьямиэль, не желая вдаваться в подробности. — Разумеется, мне дали превосходное образование, даже у наследных принцев не было таких учителей. В день моего совершеннолетия дед отвел меня в храм, и Раш’ял отметил меня своей печатью. — Он коснулся плеча. — Вот этой.

— А как это было? — поинтересовался Раххан. Кажется, от него не укрылась скептическая усмешка собеседника.

— Не помню, — хмыкнул Весьямиэль. — Мне сказали, что я потерял сознание, а когда очнулся — знак бога уже красовался на моем теле.

У него было вполне определенное мнение об этом таинстве: просто ему подмешали что-то в питье, а потом каким-то образом нанесли рисунок на кожу.

— И ты стал жрецом? — допытывался Раххан.

— Пока что им остается мой дед, но он уже стар, и я был готов в любой момент принять его обязанности, — холодно ответил Весьямиэль. — Я ношу фамилию зи-Нас’Туэрже, пользуюсь всеми привилегиями нашего рода, но я… хм… нахожусь как бы вне семьи, так вам будет понятнее. Я давно владею всеми необходимыми знаниями, и мне не раз случалось заменять деда на церемониях.

— А как же теперь? — подала голос Маша. — Если ты здесь, то кто же будет вместо тебя?

Вопрос резонный, Весьямиэль в который раз подумал, что девица неглупа и умеет задавать вопросы. Он тоже размышлял об этом.

— Кто-то из моих младших братьев или племянников, — равнодушно ответил Весьямиэль. — Среди них есть те, кто тоже проявлял склонность к служению.

— Видно, ты не очень-то ревностный приверженец религии, — хмыкнул Раххан.

— Я не верю в богов, — сухо сказал Весьямиэль.

— Но… — начала было Маша, однако осеклась.

Что он должен был им объяснить? Что сан жреца Раш’яла открывает такие перспективы, какие и не снились обычному высокорожденному? Он неуязвим, на него даже императрица вряд ли осмелится поднять руку, дабы не прогневать божество! А главное — его будут слушать. Его будут слушать сильные мира сего, потому что устами жреца глаголет сам бог, и Весьямиэль не сомневался — его дед неоднократно произносил именно те пророчества, которые были выгодны их семье и союзникам. Дед мошенничал, и Весьямиэль не видел в этом ничего предосудительного. Если кто-то и владеет умами людей, пусть это будет человек умный и дальновидный, способный думать не только о личном благе. Конечно, семья превыше всего, но дед, насколько знал Весьямиэль, хорошо разбирался в политике, его советам следовали.

— Это отвратительно! — сказала Маша возмущенно. — Ладно, когда служители культа сами верят в то, что говорят, это еще можно понять… А так выходит, простых людей обманывают, и все! Какая гадость!

— Эта гадость называется высокой политикой, — усмехнулся Раххан. Вот его явно не шокировали откровения. — Так, значит, ты собирался сознательно говорить неправду?

— Если люди желают слышать ложь, почему бы не удовлетворить их желания? — приподнял бровь Весьямиэль.

— Ну да, ты прав, — хмыкнул тот. — И ты был уверен, что богов на самом деле нет?

Весьямиэль молча кивнул. Он не верил в них. Не верил в то, что высшим сущностям, если даже они действительно есть, может быть дело до человеческих букашек! Может быть, в стародавние времена Раш’ял и Шейсет сходили на землю, чтобы даровать свои откровения людям, но не теперь.

— Зря, — коротко сказал Раххан, и показалось, будто в глазах его отразилось пламя костра. — Даже если не веришь в богов, не надо так явно давать это понять. Никогда не знаешь, чем обернется…

— Думаешь, честнее было бы притворяться, будто я истинно верующий? — усмехнулся Весьямиэль. — Если боги существуют, они прочтут в моем сердце, а слова не значат ничего!

Раххан опустил голову, молчаливо соглашаясь.

Весьямиэль снова солгал. Слова значили очень многое: императрица вызвала его в свою резиденцию, чтобы вопросить Раш’яла. Этого делать не полагалось: задавать вопросы богу разрешалось не всякий раз, как того пожелаешь, а лишь по большим праздникам, дважды в год, во время ритуального жертвоприношения. Нет, в случае большой нужды позволялось нарушить этот обычай, и императрица приготовила богатую жертву, Весьямиэль знал наверняка. И призвала именно его, а не деда, потому что была уверена в нем, в его лояльности к ее режиму. Весьямиэль долго воспитывал в ней такую уверенность, и вот наконец его старания увенчались успехом. Оставалось только провести церемонию и проговорить то, что желала слышать властолюбивая женщина… и кое-кто еще. И тогда его семья была бы обласкана, сам он стал бы особой, приближенной к императрице, а курс правления немного изменился бы. Самую малость, но так, что стране это принесло бы только благо.

46