Пятый постулат - Страница 87

Заслышав этот звук, Маша встрепенулась и попыталась выбраться из объятий кузнеца, пусть и испытывая острое сожаление, что их так не вовремя прервали.

— Не уходи, — взмолился тот гулким шепотом, — пусть его!

— Не могу, — так же шепотом ответила девушка. — Нужно посмотреть, что с ним.

Янык неохотно отпустил Машу. Девушка поспешно оправила задравшуюся сорочку и, как была босиком, направилась в спальню.

Оказалось, что ничего страшного не произошло, просто раненый метался на постели, так и не придя в себя. Сквозь повязку проступило кровавое пятно, так что Маше пришлось заново перевязывать Веся.

Пока она промывала рану и бинтовала ему голову, на улице окончательно рассвело.

Весьямиэль очнулся от страшной головной боли. Так череп у него не раскалывался даже в те благословенные годы, когда он был зеленым юнцом и мог себе позволить попойки с приятелями хоть каждый день. По утрам бывало скверно, пока дед, поглядев на страдания лихого внука, не обучил его кое-чему. Похмелье легко излечивалось, вот только на этот раз это было никакое не похмелье.

Собрав расползающиеся, как шустрые слизняки, мысли, он смог-таки установить причину недомогания: источник боли сконцентрировался в районе макушки, а голову стягивала неумело наложенная повязка. Прекрасно, значит, кто-то о нем позаботился!

Последним, что помнил Весьямиэль, была пьяная шлюха, несколько пустых бутылок, собственный вопль «Еще вина!», а потом раздались чужие крики о пожаре, девка подхватилась и выскочила из комнаты в чем была. Он попробовал было выйти за ней, зацепился за собственный сапог, рухнул носом в пол, с трудом встал, выбрался за дверь, надышался дымом (в горле до сих пор неприятно першило), а потом, кажется, на него что-то свалилось. С этого момента — провал. И вот он здесь, на неудобной, слишком мягкой постели с душными подушками.

«Ну что ж, друг мой, — поздравил себя Весьямиэль, жалея, что не может поднять тост, — тебе в очередной раз сказочно повезло! Боги определенно тебя берегут, знать бы еще, для какой надобности?»

Татуировка под кожей едва заметно шевельнулась, и Весьямиэль прогнал неуместные мысли. О богах лучше лишний раз не помышлять всуе!

«Интересно, кто же меня выволок? Не та девка, это точно, она смылась. А кто другой полез бы за мной в огонь? А там хорошо полыхало, это-то я запомнил…»

Весьямиэль прислушался. Мешала пульсирующая боль, и он приготовился пустить в ход дедово средство, но вовремя одумался: если его спасли вовсе незнакомые люди, а у спасенного внезапно исцелятся все раны, его и колдуном объявить могут! Нет уж, судя по всему, череп цел, а остальное само заживет. Вот только боль снять, чтобы не мешала слушать и размышлять, а симулировать страдания он всегда сможет.

Так он и поступил. Снова заскреблась татуировка под кожей, на этот раз успокаивающе, дескать, давно бы так, и Весьямиэль пожалел, что она не работает без его, так сказать, руководящих указаний. Будь он без сознания, ничего бы и не вышло, а жаль! Удобно было бы… Может, дед и такое умел, да Весьямиэль не успел его расспросить.

Он прислушался. За этой дверью что-то или кто-то завозился, ойкнул, а потом Весьямиэль услышал густой добродушный бас:

— С добрым утром, Машенька!

«И она тут!» Странно, но он почувствовал даже не радость, но что-то близкое к удовлетворению. Никуда не подевалась, не сбежала, не потерялась. Уже хорошо! Но кто этот басистый мужчина?

А мужчина, судя по всему, времени даром не терял. Вот Маша пискнула (каким должен быть здоровяк, чтобы заставить эту девицу издавать такие вот звуки, Весьямиэль представлял с большим трудом), потом раздалось басистое воркование, потом звуки смачных поцелуев. Похоже, затягивать с прелюдией за дверью не собирались.

«А мне-то что, собственно? — хмыкнул Весьямиэль. — Я свое получил, пусть девка тоже порадуется! Но, с другой стороны…»

Он быстро прикинул расклад: очень может статься, что этот неизвестный его и вытащил из огня. Маша могла упросить, она такая! Значит, она ему обязана. Весьямиэль тоже, но с него вряд ли кто потребует подобной платы! Кстати, хорошо бы узнать, где лошади и телега со всеми пожитками! С прыткой общевистки станется позабыть о «частной собственности», а там, к слову сказать, много ценного припрятано. Положим, уплатит раз, другой, а если ей понравится? Девки на это дело податливы, Весьямиэль знал, а тогда выходит, что Маша может решить остаться. А что? Какой бы она ни была общевисткой, а бабье все равно верх возьмет: захочется замуж, детей. И как потом, за волосы ее отсюда тащить? Мужик-то, судя по всему, недурен, раз уж она так разахалась! Нет уж, лучше пресечь это безобразие.

И, раскинувшись на подушках (пару он мстительно сбросил на пол — терпеть не мог этой крестьянской роскоши), Весьямиэль закатил глаза и протяжно застонал. Его не услышали: как раз снова запищала Маша. Пришлось повторить еще громче, уже просто до неприличия: раненые так не стонут!

На этот раз помогло: что-то расстроенно забубнил мужчина, Маша ответила, прошлепала босыми пятками по полу, прибежала в одной сорочке, раскрасневшаяся и зацелованная. Весьямиэль сквозь ресницы поглядывал на нее, пока она заново перевязывала ему голову: а ведь и правда, когда не надувает губы и не корчит из себя этакую деву-воительницу, очень даже недурна! Потом Маша, добравшись до его ожогов, пристроила его голову себе на плечо, — а вышло, на грудь, — и Весьямиэль понял, отчего так огорчался неизвестный мужчина.

«Что ж, — решил он, — если я хочу убраться отсюда, надо побыстрее встать на ноги. А главное — не допускать этих вот… воркований!»