Пятый постулат - Страница 106


К оглавлению

106

— Я иду знакомиться с местными достопримечательностями, — сообщил он спокойно. — Ты пока сиди тут, на глаза эльфам не лезь и, умоляю, не надо нести им свет истины! Я прикажу, чтобы тебе принесли поесть и… да, какое-нибудь платье поприличнее. Все-таки, — он не удержался от ухмылки, — ты моя любовница!

— Глупость и пошлость! — сказала Маша сурово.

— Объективная реальность, — поправил Весьямиэль и вышел.

Поймал в коридоре первую попавшуюся служаночку (вроде бы вчерашнюю), приказал позаботиться о Маше, — та кивнула, заверила «высокородного эльфа», что все исполнит в лучшем виде, — а сам отправился дальше.

Препятствий ему не чинили, — кто посмеет? — и Весьямиэль спокойно смог оглядеть окрестности. Как он и ожидал, домов оказалось не так уж много, все деревянные, конечно, как и дворец, почти все так же оплетены вьющимися растениями. И, если присмотреться, видно, что многие жилища требуют ремонта. На полях кто-то копошится, видимо, низшие эльфы, вроде бы людей на работу не нанимают. В целом картина умиротворяющая: все зелено, все в цвету, деловито гудят пчелы, заливаются птицы — красота! Вот только Весьямиэль помнил иллюстрации в старинных книгах, помнил, как выглядели настоящие эльфийские крепости: пусть деревянные, но дерево это было тверже камня, их маги такое умели. Высоченные, неприступные замки, окруженные рвами и ловушками. Там, за прочными стенами, зеленели сады, прогуливались прекрасные эльфийки, но вот снаружи… Снаружи чаще всего кипели войны. Отчего-то о мирных эльфах, которые живут в лесах и довольствуются дарами природы, щедры и ласковы со всеми, в летописях не упоминалось, такие встречались только в сказках, да и то им никто не верил. Здесь крепостных стен не было, только шелестел Запретный лес. А вот память крови из эльфов так просто не вытравить, и ожидать от них можно чего угодно!

— Благородный Весьямиэль, доволен ли ты нашим приемом? — спросили сзади, и он, развернувшись, учтиво поклонился.

— Твое гостеприимство, о повелитель, выше всяческих похвал, — произнес он. — Благодарю тебя.

Взгляд Гадэля почему-то остановился на его камзоле, там, где был вышит герб рода зи-Нас’Туэрже. Казалось, эльф что-то напряженно обдумывает.

— Надеюсь, ты достаточно отдохнул, чтобы поведать нам о своих странствиях? — осведомился наконец повелитель. — Если так, прошу, пройдем в беседку, нам подадут прохладительные напитки, и ты сможешь удовлетворить наше любопытство!

— С превеликим удовольствием, — улыбнулся Весьямиэль.

Разумеется, Оливьель тоже оказалась тут, густая растительность, обвившая беседку, отбрасывала зеленоватую тень на ее надменное лицо. Нет, не тень, понял Весьямиэль, присмотревшись. Кожа эльфийки действительно отливала зеленью, и у повелителя тоже. «Ого! — усмехнулся про себя Весьямиэль. — Мне повезло! Встретить наивысших из высших светлых эльфов — это ли не честь для смертного?»

Среди светлых эльфов имелось немало разных семейств, но одно пользовалось наибольшим почетом и уважением: то, что вело свой род от Великого Древа, как считали эльфы, и было благословлено им. Именно поэтому их кожа была зеленоватой — благородная зеленая кровь, сок Великого Древа тек в их жилах! Весьямиэль слышал, их осталось не так уж много…

Повелитель расспрашивал, а он отвечал. В общем-то не приходилось даже много лгать: в мирах, где правили эльфы, бушевали те же страсти, что и в людских, а потому Весьямиэль говорил о придворных интригах, заговорах, предательствах и войнах, отмечая, каким завистливым и горестным огоньком начинают гореть глаза повелителя — он-то был лишен всего этого уже очень давно! Да и Оливьель загрустила, слушая об императрице и ее фаворитах, балах, охотах и прочих придворных развлечениях. И пускай бы грустила, лишь бы не пыталась проверить снова, был он близок с Машей или нет! Пока вроде бы она таких попыток не предпринимала.

— Скажи, благородный Весьямиэль, — произнес вдруг повелитель, — этот знак на твоей груди, что он означает?

— Это герб моего рода, о повелитель, — пояснил тот. Чем, интересно, он заинтересовал Гадэля?

— Удивительный герб, — проговорила Оливьель. — Что он означает?

— С ним связана легенда, — улыбнулся Весьямиэль. — Когда-то на гербе моего рода была изображена одна лишь змея, как символ мудрости, жестокости и хитрости, и, должен сказать, предки мои вполне соответствовали выбранному знаку. Один из древних моих прародителей был близким другом императора. Однажды на пиру он заподозрил неладное — слишком странно вел себя еще один приближенный, и, когда император поднял чашу, чтобы осушить ее до дна, как полагается по обычаю, открывая пир, мой предок выбил ее у него из рук. Его едва не обезглавили на месте, но император был мудр, он унял гнев и выслушал друга. И когда проверили, что же было в чаше, оказалось, что в вине содержался смертельный яд. Поэтому, — закончил Весьямиэль, — предку моему император в знак благодарности пожаловал добавление к гербу — чашу. Теперь змея обвивает чашу, тем самым показывая, что она всегда настороже и заметит отраву.

— Какая изумительная история! — воскликнула Оливьель, и Весьямиэлю показалось, что эльфийка стала смотреть на него более благосклонно.

— Однако, — счел необходимым добавить он, — есть и другой вариант этой легенды. Просто мой предок был преданнейшим спутником и собутыльником императора, и как-то раз тот в шутку велел ему добавить на герб чашу — дескать, даже змею можно упоить допьяна.

«Кстати, и не особенно разберешь, что змея делает — пьет или извергает выпитое», — добавил он про себя.

106